Иоанна Хмелевская - Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз]
Мы с Кристиной остались на чердаке одни.
— С чего начнём? — спросила Крыська, с отвращением обозревая покрытые толстым слоем пыли нагромождения старого хлама. Пока это напоминало неровную груду развалин, аккуратно прикрытую толстым мягким покрывалом серого цвета. Даже не угадаешь, что под ним кроется, что стоит или валяется. Хотя вот это вроде бы некогда было кроватью. Посмотрим в своё время.
И все же чердак дома Кацперских уже с первого взгляда отличался от чердака помещичьего дома в Пшилесье. Это не была беспорядочная свалка ненужного барахла, тут скапливались вещи, которые просто устарели, но ещё могли послужить. Почти все предметы меблировки стояли на собственных ножках, на всех четырех, у многих сохранились в целости даже дверцы. Решительно пежановский чердак сулил большие надежды.
— Надо было с самого начала прийти сюда, — печально констатировала я. — А так мы с тобой попусту растранжирили часть пятницы и почти пол-субботы…
— Ладно, давай теперь не станем терять времени.
Одетые в рабочие халаты Марты и обутые в какие-то старые башмаки, мы начали с рекогносцировки. Прошлись по чердаку, хотя это оказалось очень непросто.
— Знаешь, мне уже фамильный алмаз боком выходит! — пожаловалась Кристина. — Наработались из-за него как лошади, а теперь вот ещё здесь предстоит копаться. Лучше бы уж с самого начала наняться на алмазные прииски. Ты отдаёшь себе отчёт, сколько придётся здесь вкалывать, да ещё в таких антисанитарных условиях?
— Очень даже отдаю. И все равно считаю — лучше здесь ишачить, чем в алмазных копях. Ведь там ещё пришлось бы красть алмаз, да и сомнительно, что попался бы тот самый.
— А тут не сомневаешься?
— Сомневаюсь, конечно. Зато никаких сомнений в том, что, если вот так будем одними разговорами заниматься, ничего не попадётся. Это уж точно. Ну, берись за щётку. Да ты что! Осторожно надо, иначе задохнёмся, ишь пылищу подняла.
Вскоре выяснилось, что орудий труда нам явно не хватает. Через пять минут выяснилось. Начать следовало с радикальной очистки чердака от пыли. Пылесос тут бы не помог. Выбрасывать ошметья пыли в чердачное окошко было неудобно и непроизводительно. Пригодились бы какое-нибудь ведро, мешок или, ещё лучше, большое полотнище. Рекогносцировка показала, что толстый мягкий слой пыли лежал по всему чердаку ровно, нигде не нарушен. Так что и в самом деле на чердак никто в последние десятилетия не заглядывал, никто здесь не наводил чистоту, никто ненужных бебехов не подбрасывал. Просто удивительно, как такой чердак мог оказаться в доме Кацперских, в котором царила просто стерильная чистота.
Через час к нам поднялся Ендрусь и, осматриваясь сквозь тучи пыли, дал пояснения:
— Никто никогда сюда не приходил. Даже дети не играли на чердаке, хотя очень им хотелось. И я вам скажу, почему. Умирая, дядя Флориан собрал всю родню и уже заплетающимся языком, но в великом волнении заявил нам: этот чердак не наш, этот чердак господ Пшилесских и даже Нуармонов, может, пани Каролина приедет, может, пани Людвика, и все на чердаке пусть лежит в неприкосновенности, ждёт их. Хорошо помню его слова. Ещё прибавил: «На всякий случай». Мы не очень-то поняли, но услышали, что он, дядя Флорек, в сорок шестом снёс на чердак какие-то вещи господ Пшилесских, чтобы с ними ничего при коммунизме не приключилось. Пусть все лежит здесь в целости и сохранности, вот детям и не разрешалось играть на чердаке, ещё, не приведи господь, чего поломают или разобьют, и что потом господам скажем? Заставил нас поклясться, что сделаем, как он завещает. Мы, ясное дело, поклялись, что его волю исполним, и так оно и было.
— А в той части чердака что? — поинтересовались мы, радуясь передышке.
— Там помещение поменьше, и туда тоже стоит вам заглянуть. Той частью чердака мы пользовались, Эльжбета там зимой бельё сушит, так что там почище. А как вы сказали, что на чердаке могут быть и наши вещи, Кацперских то есть, то для вас это тоже свой интерес имеет, раз наши, то и ваши. А у дяди Мартина детей не было…
Помолчав и оглядевшись, Ендрусь добавил уже другим, деловым тоном:
— Придётся вам помочь. Принесу сейчас побольше бумажных мешков, у нас этого добра навалом, а вы их не сносите вниз, только на лестницу вытащите, а уж мы с Юреком потом сами выбросим.
Мы с благодарностью восприняли совет Ендруся. Даже одного часа каторжного труда хватило, чтобы понять, насколько нужна помощь. Вскоре стали заметны результаты наших трудов. Вот в одном углу обозначились очертания двух плетёных дорожных сундучков, облезлого кресла, старого комодика и ещё чего-то, напоминавшего деревенский ткацкий станок прошлого века. Видела я когда-то такой на старинной гравюре. Проявилась также грандиозная кипа старых газет, наполнив нас смутными надеждами. Все-таки печатное слово.
Мы с Крыськой здорово закалились в нуармонской библиотеке, но до утра все равно не выдержали. В два часа отправились спать, успев к этому времени очистить от пыли едва четвёртую часть чердака.
— А все от чистого деревенского воздуха. Спать хочется по-страшному, — говорила сестра, откашливая вековую пыль. — Сдаётся мне, отпадает проблема с уик-эндами на ближайшие полгода.
— Если бы эта паршивая Изюня уехала, я взялась бы тут поработать и в будние дни, — с тяжёлым вздохом вторила я сестре. — Сама бы всю пыль вытащила.
— Оптимистка! Не уедет она, пока Павла не захомутает.
— Шиш ей! Против моего алмаза её миллионы — ноль без палочки. За Павла выйду я!
— Ты уже пообещала ему приданое?
— Не издевайся, ничего не пообещаю, но и ничего не потребую. Ох, у меня дурные предчувствия, — вздохнула я, спускаясь вслед за ней по лестнице.
Дурные предчувствия оправдались в воскресенье к вечеру. Очистив к тому времени от пыли больше половины чердака, мы не чувствовали ни рук ни ног и, совсем обессиленные, повалились на какое-то обшарпанное фамильное ложе.
На помощь Кацперских рассчитывать не приходилось. Выносить пыль они ещё могли, рыться же с нами на чердаке решительно отказывались. А всему виной был Ендрусь. Всем сердцем сочувствуя нам, он тем не менее твёрдо стоял на своём.
— Лично я клятву, данную умирающему, сдержу. И собственных детей прокляну, если её нарушат. Ведь ясно же дядя Флорек говорил: только вы, потомки Нуармонов и Пшилесских, имеете право тут рыться, а мы и пальцем не смеем ничего тронуть. И избави бог нас даже подглядывать. Так и сказал — не смейте им на руки глядеть! А почему — не пояснил. Может, в нашем роду какое преступление состоялось или другая какая деликатная фамильная тайна, может, сокровища какие ваши тут запрятаны, это нас не касаемо. Ведь недаром же дядя Флориан так и не женился и меня признал своим приёмным сыном.
— А какая тут связь? — возразил Гена. — То есть того, я вовсе не собираюсь совать свой нос куда не надо, и незачем вам, папаша, проклинать меня страшной клятвой, неприятное и трудоёмкое это занятие, но какая связь может существовать между фамильной тайной Пшилесских и холостяцкой жизнью прадедушки?
— Двоюродного прадедушки к тому же, — дополнила Марта.
— Может, даже троюродного, от этого не легче.
— Наверняка в их роду было что-то внебрачное! — предположил обычно молчаливый Юрек, которому явно доставляло удовольствие копаться в далёком прошлом, но тоже не горевший желанием копаться в чердачной пыли. — Вдруг окажется, что Пшилесские — это мы, а они, наоборот, Кацперские? Вдруг никто не имеет ни на что права, и вот это как раз и надо скрывать?
— Уж такие ты, сынок, мелешь глупости, что аж слушать противно, — одёрнула сына Эльжуня.
Вышеприведённый обмен мнениями происходил, разумеется, за столом, во время торжественного воскресного ужина, который на прощание соорудила нам Эльжуня. Мы с Кристиной собирались возвращаться в Варшаву, и, разумеется, натощак бы нас не выпустили.
Услышав оригинальное предположение, я невольно принялась перебирать в памяти все подробности истории наших двух родов, нет ли в семейной хронике каких намёков. Изо всех сил напряглась, но ничего не обнаружила.
— Нет, — заявила я сотрапезникам, замершим в ожидании результата моих раздумий. — Я в Нуармоне смогла ознакомиться с семейным архивом и скажу вам, просто на редкость оказалось порядочное семейство. Два семейства. Женились и выходили замуж по любви, сохраняли друг другу верность, никаких измен, никаких скоков вбок…
— И в самом деле, — ехидно перебила меня Крысыса. — Особенной добродетелью отличалась некая госпожа де Бливе, светоч нашей фамилии. И тот, кто её продал… или поменял на что-то там. Тоже идеал… Не говоря уже об Арабелле, которая обвела вокруг пальца своего мужа-полковника. А Мариэтта? Прикончила двух ни в чем не повинных людей. И хотя я не историк, но на память не жалуюсь.
— Все в одну кучу свалила! Названные тобой особы не принадлежали к нашему роду. Вот разве что Арабелла, от неё могли перейти не те гены. Но если и перешли, то лишь на нас, Кацперские ни при чем, зачем же их хаять? Мариэтта совсем посторонняя особа, а предки наши в полном порядке. И порочить их память не позволю! К тому же предположение, высказанное Юреком, лишено всяких оснований. Я же ясно сказала — речь идёт о фамильном сокровище, только, ради бога, никому об этом ни слова!
